Чего-то меня понесло. Вы, тэйляне, на меня дурно влияете. Опять экспромт. Прямо в окне ответа.
Среди тысяч, мильонов оскаленных ртов, Вдвое большего множества алчущих глаз - Есть немногие те, кто делиться готов, Отдавая себя - на терзание масс.
Те, кто вкладывал душу в чернильную вязь, Кто, страдая над строками ночью и днем, Зажигал в сердце пламя, что било из глаз Раскаленным, съедающим щеки дождем -
Не способные жить с тишиною внутри - Ведь творить можно только с конфликтом в душе - Не согласные с адом, где больно живым, Не согласные даже на рай в шалаше,
Рвутся в бешеный, яркий, бессмысленный бой - Где есть ты и есть враг, два кинжала и крик! И не смирятся с жизнью, со смертью, с собой.. Потому и сгорают, как порох - за миг.
Гореть нам с тобой - изнутри - синим пламенем, Стихами отплевываться. Чужие строки тревожат сердце раненое... Воздастся сторицей Каждому, кто свой след в душе моей оставит огненный: Легко чужих своими строками делать свободными, Легко чужих своими строками делать бессмертными, Легче, чем кровью вверять свое имя бумаге гербовой. Но в списке пропавших без вести И в списке ушедших по миру Имена наши будут - первыми. На надгробиях профили - гордыми.
Всем, с кем мне довелось столкнуться на судьбокрестках и кто с ехидной улыбкой пихал меня в омут чудес и топил в нем с головой; и в особенности - батюшке, Дэниэлю Фитц-Вальтеру, за его (всегда вовремя произнесенные!) полуночные слова о чудесах и одиночестве, и любимому брату Славе - за то, что с ним можно говорить до рассвета обо всем, что только взбредет в голову и знать, что тебя поймут с полуслова и вообще без слов.
Знаешь, милый, мне, в общем, плевать на любовь. У меня есть кофе с бадьяном, полуночный дождь, Мелодичность строф, синий дым и удача пьяных. (Нас, испивших из чаши чудес неземных, опьянит ли вино? Что ты, милый!)
И распахнуто в ночь, как обычно, окно - И я жду, отгоняя непрошенных прочь, И дождусь, и спрошу - ну, и где тебя столько носило? Он воротится к часу предутренних снов, Улыбнется, закурит и сядет на стол, И расскажет о ветре чужих городов, И о лунных лучах на стекле витражей, О Граале и о королеве Гормлайт, И о тайнах сибирских седых ворожей, О драконах с старинных карт. А потом мы вдвоем промолчим до утра, (Он уходит с последним лунным лучом) Никогда не боялась его потерять, Ибо - чья тень за левым плечом?
Видишь, милый, плевать мне на вашу любовь, На любую из бренных мирянских утех Мне плевать. И бессонница полнится снов, И звучит за плечом чей-то призрачный смех, Я меняю весь мир на созвучья стихов, На улыбку любого из древних богов И на ворох смешных христианских грехов (Легкомыслие! - милый грех...)
тамира, я в последнее время пишу мало и плохо:(. за последний месяц - три стиха, и все какие-то недоделанные.
-Ты смотри, друг мой милый, какая весна - это круче всех наших стихов. Ну - беги вперед, распахнув глаза, и лови в рукава семь ветров. Ну? Не стой же, давай, поднимай паруса, мы отправимся за горизонт! Эту россыпь бриллиантов в твоих волосах даже сложно назвать - росой. -Что ты, тише, не слышишь - идет война? Она нас заберет - с собой. И на сердце камнем лежит вина, и о смерти поет прибой. Дым костров поднимается вверх, в небеса, будь смелее, вдохни и пойми - в волосах моих нынче совсем не роса - это эльма святого огни. -Бог с тобой, ты в себе ли, какая война? Оглянись - это мира рассвет! Ты, наверное, пил слишком много вина, и, похоже, добавил абсент. Мы бессмертны, смотри, мы летим в синеву, нас ласкает солнечный свет! Это сон среди сна, это сон наяву, и под нами цветет - горицвет... -Я в себе. Я не пьян. Ну открой же глаза! Это сумерки мира в войне. Мы же - смертны, и нас уже ждут небеса, мы исчезнем навеки вовне. Прочитай нашу смерть - посмотри мне в глаза, утони в этом сером аду! А на склонах холмов, как столетья назад, горицвет предвещает беду. -Ты несносен! Смотри - по дорогам, лугам и полям с звонким смехом несутся ручьи... -Они смоют наш прах. Этот мир, что был наш, очень скоро станет ничьим. -Ляг, усни. Ты устал. Я сварю тебе чай - валерьяна, донник, чабрец... Я спою о героях забытых времен - помнишь, в детстве пел нам отец?.. -Есть ли смысл? Пройдет пара лет и сквозь нас прорастут и чабрец, и анис... -Как же глупо. Как глупо уметь только вверх, но желать - но желать только вниз.
**
Забери меня в вечность, ветер. Я устал притворяться собою. Я играю Грига на флейте И Вивальди на старом гобое, Из себя выдувая - душу. Я тебе подыграю, ветер... Фонари будут молча слушать: Мы умолкнем на самом рассвете. Хочешь - Моцарт? На медной валторне? Хочешь Гайдна - на нежном фаготе? Я кружусь в безумии шторма На единой дрожащей ноте. Забери меня в вечность, ветер. Забери все ноты, всю душу. В ослепительном свете смерти Я сыграю на медном серпенте - И все цепи звуком разрушу.
Забери меня в вечность, ветер. *** На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ И погибни страшной смертью, славной смертью скрипача! Н. Гумилев
Сквозь призму дождей, суеты и времен, я все же угадываю в этом тоскливо-пасмурном небе привычный Лондон.. кто видит? - никто, этот Лондон в моей голове. Daniel Fitz-Walter
У тебя в голове - Лондон, у меня - волшебная скрипка. Пусть ветер стучится в окна, скучает по нашим улыбкам, - Тебе снятся туман и ливень над собором святого Павла. И зачем нам в руках синица, если в небе - такой журавль?
У меня в голове - ноты, мне взглянуть бы в глаза чудовищ! Я не стала бы взгляд прятать, я не стала бы звать на помощь. Я погибла бы страшной смертью, я погибла бы смертью славных! И зачем нам в руках синица, если в небе - такой журавль?
У тебя в голове - небо, небо над Сент-Мари-ле-Боу. Грязно-белое, древнее небо - черт возьми, и не надо другого. У меня - волшебная скрипка... Мы не ищем ни денег, ни славы. Мы грозим кулаками небу: я поймаю тебя, журавль. *** все об одном и том же, все об одном.
На моих щеках слезы, я не чувствую вкуса их влаги, Мне солнце светит вполголоса, мои уши заложены ватой, Я безумно хочу писать, я со злостью черкаю бумагу, Она стерпит еще не такое, хотя и не виновата.
Я хочу закричать на весь мир, а лучше бы стать оркестром, Но выходит из горла лишь шепот вблизи ультразвука. Беспокойно метаюсь во сне, да и вьявь мне нет места, Я ношу за спиною Смерть, и при этом болею от скуки.
Пять океанов единой звездой, путеводною нитью Обещаньем чудес меня одуряют и манят, Я хочу покрывать дороги следов своих сыпью, А дышать я могу лишь ветром, как это ни странно.
Дайте мир! И зачем мне дурацкая точка опоры? Дайте небо! В алмазах иль без - обещаньем полета, Я, наверно, болею, а, может быть, сплю, но так скоро Я покой поменяю на вечность - на вечность дороги...
Май, не могу я писать нормальные стихи, потому что у меня уже три недели состояние перманентной истерики:) У меня получается либо просто фигня, либо сопливая фигня. вот злонравия достойные плоды:
На моих руках кольца, - серебро и зеленые камни. Я пьянею от терпкого, свежего лунного света. Я хочу написать очень добрую, знаешь ли, милую сказку, Чтоб принцессы и феи, и рыцарь в плаще из тумана, Чтобы все по сюжету, чтобы все не зазря, не напрасно - ...черта с два. Декаданс и абсент, и стихи о забвенье. Я не сплю по ночам, я шепчу - забери меня к черту отсюда, Я хочу вдохновенья и жизни, хочу - прик-лю-че-ний. ...черта с два. И ползет кофеин по прозрачным сосудам. Я ношу за спиной пустоту, и во взгляде, и в сердце. Я - Онегин, Печорин, я Чацкий, мне тошно, мне скучно! Я болею безбожным, бескрайним ничем, опустите мне веки. Я бродила во тьме зазеркалья, ища человека У болотных огней, умирая, пыталась согреться "расскажи мне о море, моряк..." напевала беззвучно Слабовольно ныряла в чужие простые сюжеты Ох, скорее бы лето. Выходя из себя, не забудьте выключить свет, воду, газ, и, ну да, затушить сигареты.